Велемир, просыпайся! - динамик над кроватью зашуршал маминым голосом, - Почти рассвело, мы можем пропустить росу. Бери пример с Миролики, она уже готова.
Я нехотя натянул льняную рубаху, доходившую почти до щиколоток и вышел в сад вслед за мамой и сестрёнкой. Густая трава, накануне приведённая в порядок флоророботом, блестела мелкими капельками, над посёлком стелилась лёгкая утренняя дымка.
Сквозь ажурную живую изгородь были видны соседние участки, жители которых, воздев руки к небу, встречали новый день.
«Здравствуй, Солнце, жизнь дарующее», - стоя на коленях, вытянуть руки вверх, ладони раскрыть.
«Здравствуй, мать Земля и дочь твоя - Вода», - припасть к земле, окунуться лицом во влажную траву.
Повторить цикл девять раз.
«Почему именно девять?, - думал я, в очередной раз выныривая из травы, - И, вообще, зачем всё это? На дворе двадцать второй век, неужели нельзя обойтись без условностей?»
Жужжание квадрокоптера из службы доставки овсяного молока отвлекло меня от размышлений. Мать, слегка покачивающаяся в такт только ей слышной мелодии, сделала неопределенный жест рукой, что означало: «забери у дрона пакеты».
Я с удовольствием встал, потирая затёкшие ноги, отпустил доставщика и прошёл в дом.
На завтрак, как обычно, был пророщенный нут с ломтиком тофу и горсть ягод. Миролика с удовольствием звенела ложкой по тарелке, подцепляя неполслушные горошинки.
Ей всего семь, она так похожа на маму: светлые серо-зелёные глаза, русые локоны, ямочки на щеках, - если бог есть, пусть он оградит её от сомнений. Мира создана для того, чтобы славить Солнце, умываться росой, любить всех вокруг и рожать таких же счастливых детей.
Мне же этой благостности не дано.
После завтрака, прикрывшись желанием помедитировать, я прошмыгнул в свою комнату, упал на кровать и достал из под подушки замызганный листок, который вот уже второй месяц не давал мне покоя.
«Ты чувствуешь, что живёшь вполсилы?
Ушёл от корней и забыл, кто ты?
Хочешь думать и действовать по-другому, но не знаешь как именно?
В тебе заключена огромная мощь. Осталось только её разбудить.
И мы знаем, как это сделать.
Приходи в Дом Пшеничного Огня.
Выжги из себя всё лишнее».
Далее следовал только адрес. Ни кьюар кода, ни сайта, ни даже номера телефона написано не было.
Из соседней комнаты послышалось стройное пение мантр. Решение пришло мгновенно. Я схватил плащ и вышел из дома.
По адресу, указанному в листовке, находилось обычное офисное здание. На входе меня встретил седой консьерж в грубой рубахе до пят. Узнав цель визита, он неспеша начал:
«Знаешь ли ты, парень, что когда-то, в прошлых веках, жили Громкие Люди? Они умели кричать криком, они не прощали тяжких грехов, они поднимали руку не только на тварей божьих, но и друг на друга.
Это их проклятье, с другой стороны, оборачивалось великим даром. Даром отчаянно любить, совершать подвиги, быть безумно счастливыми и умирать за свои идеалы.
Сейчас мы живём во время пастельных тонов и пасторальных картин. Тогда было всё иначе.
Теперь уж ничего не вернуть. Но можно прикоснуться к предкам, впустить в себя дух Громкого человека, почувствовать мощь собственной природы, не выхолощенной молитвами и пением мантр. Хочешь?»
Заворожённый перспективой открыть другого себя, я кивнул.
Мы спустились вниз, в полутёмные подвальные коридоры. Перед тяжёлой дверью консьерж достал из кармана рубахи пузырёк, налил его содержимое в столовую ложку, извлечённую из другого кармана и протянул мне.
«Ну что, причастился - возносись», - он хитро подмигнул мне и направился к выходу.
Жидкость обожгла язык, дыхание перехватило, на глазах выступили слёзы. Я закашлялся. Но, спустя всего несколько секунд, эти ощущения уступили место приятной лёгкости и расслабленности. Мне казалось, что весь мир обнимает меня, а я должен обнять его.
Я потянул ручку двери и коридор наполнился криком.
«Тоооолька! Рюмка водки на сталеее...», - в едином порыве голосили Громкие Люди. Кто-то кого-то обнимал, кто-то кого-то бил.
«О, новенький?! Пойдём, снимем с тебя эту хламину!», - и вот я уже в кожаной куртке, накинутой на футболку со знаком анархии, пою со всеми вместе песни, тексты которых не могу знать.
————————
По утрам я славлю Солнце и умываюсь росой, по вечерам - хожу в Дом Пшеничного Огня. А между рассветом и закатом, мучимый совестью, завидую Миролике, да не смутят сомнения её душу во веки веков.
